"Выгонци Галичькыл"


Этим, не совсем понятным, словосочетанием названы в Ипатьевской летописи войска, прибывшие на тысяче лодий к острову Хортица в помощь объединенным силам руских князей для их похода на монголо-татар в 1223 г.: а въггонци ГаличькыА придоша по ДнЪпроу. и воиидоша в море. бЪ бо лодеи тысдща. и воидоша во. ДнЪпръ. и возведоша порогы и сташа оу рЪкы ХорьтицЪ. на бродоу оу Протолчи. бЪ бо с ними ДомамЪричь Юрьгіи и Держикраи. Воло- диславичь1.

Кроме загадочности происхождения «выгонцев» определенные неясности имеются и в том, откуда они прибыли. В летописи сказано, что они «придоша по ДнЪпроу», а затем «воидоша в море», что кажется совершенно невероятным. Перечитывая вновь эту статью, я обнаружил на поле собственную пометку, сделанную много лет назад: «М.б. по ДнЪстру?». Сомнение это тогда так и не получило поискового развития.

Вернуться к «темному» месту летописи пришлось после чтения комментария этой статьи, выполненного Н.Ф. Котляром. Согласно ему, «выгонци» являлись теми галичанами, которые сбежали в Венгрию в первые годы XIII в. от расправы со стороны Романа Мстиславича. Наиболее вероятным и, фактически, единственным водным путем из Венгрии до Хортицы, как ему представляется, был Дунай2.

На первый взгляд рассуждения не лишены логики. Г алицкие бояре действительно часто находили убежище в соседней Венгрии. Однако трудно предположить, что их там было так много, чтобы можно составить многотысячное войско. К тому же в письменных источниках нет свидетельств о том, что однажды сбежавшие из Галичины в Венгрию бояре оставались там на всю жизнь. Наоборот, летопись отмечает, что они всякий раз возвращались на родину и продолжали интриговать против своих князей. Что касается изгнанных Романом, то они, даже если бы их было и много, не могли организовать такую военную экспедицию, хотя бы в силу к тому времени уже почтенного возраста. Ведь от расправы Романа до Калкской битвы минуло два десятилетия.

Из сказанного следует, что и сами «галицкие выгонцы», и то, откуда они прибыли к острову Хортица, нуждается в ином объяснении. Думается, этим термином, понятным для современников и загадочным для потомков, обозначено не отдельное событие или случай, а явление. Это те галичане, которые постоянно уходили из центральных районов Г аличины на новые земли. Некоторые по своей воле, а другие -- не терпя княжеского и боярского произвола. Можно с уверенностью утверждать, что местом оседания этих галицких изгнанников было Днестровско-Дунайское Понизье, где издавна проживало славянское население. Как свидетельствует летопись, уже к сере- дине ХІІ в. край этот был многолюден и имел целый ряд крепостей и торговых городов: Берладь, Ясский торг, Романов торг, Малый Галич, Текуча, Черн, Серет, Килия и др. В административном отношении он напоминал русские волости-княжества и зависел от галицкого стола.

Об этом свидетельствует «торговая» грамота берладского князя Ивана Ростиславича. Ее подлинность вызвала, в свое время, бурную полемику среди лингвистов и историков (А. Соболевский, И. Богдан, Д. Иловайский, И. Линниченко, Н. Дашкевич), которые так и не пришли к единому мнению. Опосредованно в пользу ее подлинности может свидетельствовать то обстоятельство, что за галицким князем-изгоем прочно закрепилось прозвище Берладник, а также и то, что во время борьбы за возвращение утраченного стола он неизменно находил в Берлади не только убежище, но и военную помощь Толочко П.П. Історичні портрети. К., 1990 (Іван Берладник), 185-238.. В походе 1159 г. на Г аличину в составе его войска находилось 6 тыс. берладников ПСРЛ 2: 497.. Во время осады города Ушицы в стан Берладника перебежало триста смердов: «а смерди скакаху чересъ заборола. къ Иванови и перебіже ихъ. т.» ПСРЛ 2: 497.. Из этого можно сделать вывод, что население Берладского княжества, по-видимому, нередко пополнялось и таким образом, за счет «скачущих через заборола» смердов.

М.С. Грушевский в свое время, говоря о берладниках, заметил, что «аналогичным элементом» им могут быть «выгонци галичькыя», упомянутые в походе на татар 1223 г. И хотя привели их к Хортице галицкие воеводы, сами выгонцы могли быть «только людьми из Нижнего Дуная или Днестра» Грушевський М.С. Історія України-Руси. Т 2. К., 1992, 520.. Думается, что сегодня эту верную мысль можно высказать и более утвердительно. Выгонцы были не аналогичным элементом, а теми же самыми берладни- ками, только летописец употребил к ним другое название. Что касается места их проживания, то это, определенно, все нижнее междуречье Днестра, Серета и Дуная, а не какая-то одна из сторон, как полагал М. Грушевский.

Если бы мы попытались найти прецедент приходу столь мощной флотилии выгонцев на Днепр, то таковым, по-видимому, можно было бы считать взятие берладниками в 1160 г. нижнеднепровского города Олешье. Киев снарядил против них поход «в насадехъ», что является косвенным свидетельством наличия таких же насадов и у противной стороны. В случае пешего похода руских, они бы не смогли организовать преследование берладников, о чем говорит летописец. То, что водный путь из Днестра в Днепр был хорошо известен и освоен, подтверждает и летописная статья 1213 г. «Бжиею же милостию придоша лодьга. из ОлешьА. и приіхаша в нихъ на ДнТстръ. и насытишасА рыбъ и вина» ПСРЛ 2: 735.. Там в это время было голодно и олешские люди подвезли продукты питания.

Приведенные примеры свидетельствуют, что «галицкие выгонцы», приведшие к острову Хортица флотилию из 1000 ладьей, спустились в море не «по Дніпру», как записано в летописи, и, тем более, не по Дунаю, как кажется Н.Ф. Котляру, а по «Дністру». Здесь имеет место описка, что обусловлено сходством названий. Тождественная ошибка содержится также в статье Ипат. 1226 г.: вместо слова «Днестр» летописец дважды употребил слово «Днепр»: «им же [король венгерский. -- П.Т] тога ради вины не смід ити в Г аличь. гако вірдшеть волъхвомъ. Дніпроу же наводнившюсд. не могоша переити»; «ини же [бояре галицкие. -- П.Т] емше вТръ1. шидоша в землю Перемъ1шлескоую. в горъ1 Кавокасьскига рекше во Оугорьскъ1га. на рікоу Днепръ»8. Последний пример заставляет думать, что в подобных сообщениях мы имеем дело, может быть, не с простой опиской, но с попытками следовать некоему авторитетному образцу, каковым в нашем случае оказывается географическое введение к Повести временных лет по Ипатьевскому списку, ср.: «до Понетьского морд. на полунощныга страны. Дунаи Днепръ. и Кавькасиискыга горы. рекше Оугорьскыга. и штуда рекше доже и до Днепра. и прочаага рТкы»9.

Трудно сказать, сколь точен летописец в определении количества ладей, но, в любом случае, число «галицких выгонцев», приплывших к Хортице, равнялось многим тысячам. Предположить, что такое войско было снаряжено где-то в Венгрии, совершенно невозможно. Так или иначе, летописец об этом обмолвился бы. Он же подчеркнул руское происхождение приплывших: «пришедши же вісти во станы гако пришли соуть [монголы. -- П.Т] видіть илддш Роускыхъ»10. ПСРЛ 2: 742. Галицько-Волинський літопис. Дослідження, Текст, Коментар. За ред. М.Ф. Котляра. К., 2002, 193. 3 4 5 6 7 ПСРЛ 2: 747, 749. ПСРЛ 2: 3. Ср. в Лавр.: «до Понетьского морд. на полънощнъ1га странъ1 Дунаи Дьніьстрь. и Кавкаисинскига горъ1. рекше Оугорьски и штуді доже и до Дніпра» (ПСРЛ 1: 3). О возможном происхождении этой ошибки см.: Толочко А.П. Об источнике одной ошибки в географическом введении «Повести временных лет»: Кавказские иначе Карпатские горы. Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007, № 3 (29). М., 2007, 107-109. ПСРЛ 2: 742.

Петр Толочко

«ХотАща бо кнАжити сама»

Эта не совсем ясная фраза, находится в статье 1208 г. Ипатьевской летописи, рассказывающей об изгнании из Г алича матери Даниила Романовича.

мти же вземьш мечь из роукоу. оумолившє гего. остави в Галичи. а сама иде в Белзъ. вставивши и оу неверный Галичанъ. Володиславлимъ свЬтомь. хотдща бо кнджити сама1.

В комментариях к Галицко-Волынской летописи Н.Ф. Котляр объяснил эту фразу, как свидетельство желания княгини Романовой взять власть в Г аличе в свои руки, сославшись на «недвусмысленное замечание» галицкого книжника. Из-за этих претензий Анну, будто бы, и удалили из Г алича2.

Это утверждение основано на длительной традиции толкования фраг- мента3, отразившейся также и в основных переводах летописи на современные языки:

а сама пішла в Белз, лишивши його в невірних галичан за порадою Володислава [Кормильчича]. Вона бо хотіла княжити сама, і король [Андрій], довідавшись про вигнання її, пожалкував4;

а сама уехала в Белз, оставив его у коварных галичан, по совету Владислава она хотела сама княжить. Король узнал о ее изгнании и огорчился5.

Между тем внимательное прочтение всего летописного контекста не дает оснований для такого объяснения. Столь нереального желания у Анны не могло быть. Занять княжеский стол она не могла в силу древнеруской престолонаследной традиции6. Тем более, что галицкий стол фактически занимал ее сын Данило Романович. За его права она и боролась. И, конечно же, загадочная фраза, подытожившая сюжет изгнания Анны, никакого отношения к ней не имеет.

Определенно, фраза имеет ввиду боярина Володислава. Это он, убедив княгиню уйти в Белз, рассчитывал стать главной политической фигурой в Г аличе. К этому располагало его особое положение при княжеском дворе (на что, как полагают, намекает его прозвище «Кормиличич», то есть сын княжеского кормильца или, скорее, кормилицы). Летописец не уточнил, какого именно из князей. Но отсутствие такой подробности нисколько не бросает тень на наследственную придворность Володислава.

Приписать Романовой противоестественное желание вокняжиться в Галиче нельзя тем более, что несколько ниже летописец дает совершенно недвусмысленную расшифровку нашего эпизода, вкладывая ее в уста венгерского короля: «Володиславъ кнджитсА. а Атровь мою вьігналь»7.

Последовали репрессии, и Володислав был вывезен в Венгрию: «Володислава оковавше. ведоша во Оугрьі».

После ухода из Г алича венгерских союзников там вспыхнул очередной антикняжеский мятеж. Пришлось Анне (теперь уже с Даниилом) вновь искать убежища в Венгрии. Это вызвало еще один военный поход короля на Галич. При этом, несколько неожиданно, участие в нем принял и боярин Володислав, отпущенный венграми из заточения. Узнав о приближении королевской рати, князь Мстислав бежал из Галича, куда беспрепятственно вошел «со всіми Г аличаны» Володислав. И если раньше он только «княжил- ся» (изображал из себя князя), то теперь, в отсутствие в Г аличе кого-либо из княжеского рода, занял-таки княжеский стол: «Володислав же воіха в Г аличь. и вокнАжисА и сіде на столі.»8. Случилось это, видимо, не без согласия короля, о чем свидетельствует тот факт, что в столкновении с польским князем Лешко -- союзниками Володислава были «Угры и Чехы».

Схватку с Лешко Володислав проиграл. Король решил было вступиться за него, но, получив заманчивое предложение женитьбы своего сына на дочери польского князя, согласился с утверждением Лешко, что «не єс ліпо боАриноу кнАжити в Галичи». После этого Володислав был вновь пленен венграми и отправлен в заточение, где вскоре и умер. Летописец так подытожил его авантюрные приключения: «и в томь заточеньи оумре. нашедъ зло племени своемоу. и дітемь своимъ. кнАжениА дЬлА»9. В Галиче был посажен сын короля. выгонци галичькыл ипатьевский летопись

Кормиличич Володислав имел брата, и они фигурируют в летописи в двойственном числе: «малоу же времени миноувшю. и приведоша кормили- чича»10 -- то есть привели обоих Кормиличичей.

Это дает ключ к интерпретации нашей фразы. «ХотАща» и «сама» в ней следует понимать как, соответственно, причастие и местоимение двойственного числа и переводить ее как «а сама [Романовая] уехала в Белз, оставив его [Даниила] у коварных галичан по совету Володислава, ибо [Кормиличи- чи] хотели сами княжить».